Танго вне времени

Посудомойки устраивают в чанах цунами из радужной мыльной пены. Шеф-повар в вихре огня от плиты и блеске стальных ножей готов вызвать на дуэль всякого, кто задержит заказ хоть на долю секунды. А то и без всякого вызова поминутно угрожает сварить, зажарить или мелко нашинковать всех своих нерасторопных помощников. Лучше не попадаться ему на глаза, просто забрать поднос с заказами. И снова вперед, в зал! Туда — сюда с посудой, как пчелка от столика к столику порхай и собирай чаевые, если повезет. И все ясно, ни малейших сомнений в том, где ты и кто ты, потому что «при исполнении», то есть «не принадлежащий самому себе человек».

В рабочее время мэтр (так мы называем нашего шефа) гоняет всех так, что чувствуешь себя солдатом кайзеровской армии на плацу перед, самое меньшее, каким-нибудь эрц-герцогом Фердинандом. Тут поневоле забудешь себя и начнешь сомневаться, не превратился ли уже в механизм для безукоризненно точной подачи заказов клиентам. Даже чувствуешь, как бешено крутятся в мозгах шестеренки и механически гнутся суставы. Кажется, тебя завели металлическим ключиком и завод будет длиться до конца смены.

Я официантка начала нового тысячелетия. Средней молодости. Такое у нас шуточное определение для всех, кто старше восемнадцати. Говорят, симпатичная. Блондинка. Причем, натуральная, то есть светло-русая. С длинными локонами ниже плеч. Высокая, метр семьдесят пять. И что примечательно, на зависть всем подружкам, могу есть, что угодно, и не толстею.

Еще не замужем. При поступлении на работу это редкое обстоятельство только приветствовалось. Поклонников у нас, молодых официанток, хватает, несмотря на все строгости, которые неустанно вводит мэтр. Строгости только защищают нас от назойливости слишком веселых посетителей. А уж если нам самим, то есть персоналу, кто-то приглянется, то… В среднем, отмечаем по четыре свадьбы в год. Веселимся до упаду, все, кроме мэтра. Для него это дополнительные отгулы, а в перспективе — декретные отпуска самых незаменимых работниц, потому на свадебных вечеринках он всегда скорбно вздыхает и громче всех вполне искренне кричит: «Горько!»

А мы смеемся. Отмечать прямо тут, в ресторанчике, на родном рабочем месте очень удобно — зал свой и живая музыка всегда — мэтр умеет находить молодые таланты. Основное требование к музыкантам — уметь играть ВСЕ. И классику, и немножко джаз, и попурри в стиле 60-х или 80-х, ну и что-нибудь современное, если кто-то из посетителей пожелает.

При таком подходе молодые кадры потоком сменяют друг друга и успешно находят свои пары в этом житейском море среди круглых столиков и мелькания горячих блюд и десертов.

А еще говорят, у нас работа тяжелая! Хотя, конечно, трудно приходится, как и всем, кто работает посменно, как администраторы в гостинице или дежурные врачи. И главное, шум, суета вокруг, надо быть предельно внимательным, чтобы ничего не напутать, и потом, если всю смену на ногах… Впрочем, утверждают, что это даже полезнее, чем сидячая работа. А возможно, я просто привыкла. И с огромным трудом могу представить себя, например, секретарем, прикованным к телефону в отдельной маленькой клетке рядом со своим грозным боссом. Брр! Сидишь перед посетителями, как в зоопарке. Нет, такая должность не для меня. Нам тоже приходится запоминать уйму информации, принимать заказы, выписывать счета, мгновенно соображать и улыбаться, даже когда совершенно не в настроении. Но в этой круговерти ощущаешь себя свободнее. И потом, свою работу я люблю. И вижу, как она необходима всем желающим хотя бы изредка отдохнуть от принятия важных решений, чтобы на время самое важное стало не сложнее выбора блюд.

Но если выпадает несколько смен подряд, например, просят отработать за кого-то из молодых мамочек, то к концу дня хочется просто взвыть. Или… спрятаться куда-нибудь в крошечную каморку, где тебя не найдет ни один посетитель, не видеть никого и не слышать. А эти смены выпадают, как правило, именно мне, потому что я несемейная, а значит, самая свободная. Но к третьей смене начинаю чувствовать себя такой «свободной», как бальная туфелька, которая на четыре размера меньше, чем нужно!

Возможно, вы будете смеяться, но мне с детства нравилось представляться Золушкой. Всегда играла не в ту Золушку, которая уже на балу, а ту, которая убирает и моет посуду. Можете не верить, но мне это нравилось! Вымытые тарелки я составляла в высокие стопки, сверху водружала хрустальный бокал и с этой пирамидой училась танцевать на крошечной кухне. У нас в семье никогда не было вопросов, кто будет чистить лук или мыть посуду, я всегда вызывалась первой и ужасно огорчалась, если говорили: «Лучше иди, Мила, делать уроки!»

Да, иногда устаешь от шума и суеты, но есть в моей работе то, ради чего многие готовы ее терпеть. Нет, не только высокие ставки, доплаты за сверхурочные и ночные смены, чаевые и скользящий график. В моей работе — настоящая романтика.

Вот сейчас, в зале пусто и тихо… Ресторанчик словно плывет в бесконечном времени. Нет никаких ориентиров эпохи, лишь вечный ориентир места — трактир, кабачок, ресторан, ночной клуб, круглосуточная забегаловка. Все сливается в веселую таверну, где собираются люди, чтобы немножко отдохнуть, в том числе и душой…

В полуподвальном помещении нет окон, поэтому кажется, что всегда вечер. Столики пусты, на сцене горит одна лампа. Клавишник оставил свое завоевание техники — плоскую доску на паучьих ножках, способную играть, что угодно, на любой голос и в любом ритме, практически без помощи человека, — и сел к роялю…

Ах, как мне нравится танго! Едва заслышав его, я определенно чувствую себя на заре века, где-то в маленьком кабачке жаркого Буэнос-Айреса. Там боятся ходить в одиночку, там сверкают ножи и улыбки, там шелестят юбками прекрасные недоступные сеньориты. Там жгучие взгляды черных глаз независимых загорелых сеньоров, никогда не прощающих оскорбления чести. Там родился этот огненный танец, эта песня, в которой слова по праву стоят на последнем месте, после музыки, дыхания и биения сердца.

В ритме танго… Ни в одном другом ритме я не чувствую себя более живой, чем при звуках чеканного танго.

Не зря добропорядочные обыватели так боялись этого танца! Но гонимое танго в знак протеста стало только сильнее, как травинка, как морская волна, состоящая из мириада капелек, взломала каменные плиты и затопила весь мир. Ах, если бы этот парень заиграл танго…

Даже не знаю толком, как его зовут. Жорик, кажется? Да какая разница… Его пальцы несмело касаются клавиш, и я знаю, в чем дело: на синтезаторе он просто привык меньше прилагать усилий, чем требует настоящий, живой инструмент. Мелодия поэтому звучит очень тихо. Что это? «Каприс» Паганини в переложении для фортепьяно… О! Конечно, Жорик уверен, что это знает здесь он один, а я, между прочим, закончила музыкальное училище! Нет, не слышу голоса его души, усиленной эхом рояля, не слышу. Понятно почему он вынужден играть в ресторане… Эта печаль одиночества — его внутренний голос? Как знать, вот если бы он сыграл танго, я тогда бы все о нем поняла. А если бы вдруг пригласил меня танцевать…

Я с детства была неравнодушна к музыке и мечтала учиться танцам, а родителям больше нравилось, чтобы я сама играла на пианино, чинно сидя на высоком вращающемся стульчике в строгом платье с белым воротничком. Но это не для меня. И учить я этому не умею. Не могу думать о нотах и черно-белых полосочках, когда слышу настоящую музыку. Меня уносит в открытое море…

Я сознательно, совершенно осознанно выбрала работу официантки после музучилища. Многим это покажется странным, но я знаю, что «уйдя в народ», сделала правильный выбор. Ведь выбирала то, что нравилось мне, что подсказало сердце.

А вот кое-кому сердце, как видно, ничего не подсказывает. Я устала ждать, пока его муза договорится с моей, и молодой музыкант сообразит ответить на мой музыкальный призыв. Беру инициативу в свои руки.

— Простите, пожалуйста, не могли бы вы сыграть… танго?

Он оглянулся, похоже, совершенно не видя меня. Мысли далеко-далеко, и никак не касаются вечернего выступления.

— Пожалуйста, танго…

— Какое?

— На ваш вкус.

Я снова ухожу в темноту. Как же, все-таки, его зовут?.. Не важно. Я сейчас для него не более, чем тень, он для меня тоже. Мы затеряны во времени и мелодии танца. Наш ресторанчик снова потерял четкие очертания современности и отчалил в вечность. Вот теперь в соленом дыхании аргентинского ветра я слышу, что мальчик не зря все-таки учился играть на рояле!

Не имеет значения, кто мы: я больше не чувствую себя Милочкой, заменяющей сегодня Татьяну на вечерней смене, потому что у нее заболел малыш. Я — ОНА, полная юности, свободы, мелодии и отчаянного желания танцевать в этом пустом зале, между круглыми столиками.

Он — как же его… он и есть — ОН, мужчина, играющий танго, лично для меня, между прочим, хотя ему самому эта мелодия тоже, видимо, говорит о какой-то тайне.

Распахивается светлый прямоугольник двери: мэтр стремительно пересекает зал, лавируя между столиками, как гонимый волной кругленький бакен, болтающийся среди рифов, и предупреждающий корабли об опасности.

Официанты и повара выстроились в две шеренги поперек зала, и мэтр с азартом наполеоновского генерала отдает приказ к очередному торжественному параду своих солдат!

Время сжалось и понеслось: началась вечерняя смена, после первого посетителя его уже не остановить! Но где-то глубоко внутри, позади труб и маршей бесконечной рабочей смены не смолкает и отзывается эхом мелодия нашего танго…

Как всегда, смена затянется за полночь. Утром сонные официанты, повара, музыканты, охранники, пошатываясь от усталости, покинут остановившиеся карусели ночной жизни и расползутся в рассветной дымке по своим норкам. Ресторанчик снова опустеет на несколько светлых часов, а потом… Снова и снова будет открывать двери для посетителей, желающих отдохнуть, в том числе и душой…

И кто знает, может, оказавшись однажды вечером на островке времени между всеми мирами, я снова услышу танго…

Елена КРЫЖАНОВСКАЯ